Я вновь уеду на полночный полустанок,
пройдусь пешком по гравию туда,
где ждёт меня тревожно спозаранку
забытая знакомая едва.
Который год в смущённом ожиданье
я не писал, и не искал черты:
знакомые до боли в состраданье,
в заброшенной усадьбе у воды.
Ну, здравствуй, милая сестрёнка!
Да, я конечно, тоже, - негодяй!
Прошло пятнадцать лет, и работёнка
мне не даёт к Тебе доехать: не ругай!
Седой и лысый? Скажешь тоже!
Я сединою тронутый в местах,
с небритою, знакомой с детства рожей:
с той самою ж улыбкой на устах.
Не постарела Ты, совсем, - не постарела.
Цветёшь, Тебе вот только сорок пять:
хохочешь? Браво! Знамо, дело, -
Ты Ягодка, наверное, опять!
А что ко мне? Да, верно: липнут бабы,
и как обычно, мой карман - пустой.
Не тратил я на них, - да если б, кабы:
опять же я гуляю холостой!
Садится Солнце в призрачную дымку,
и над колодцем тень волнует «журавля:»
знакомы с детства деревенские картинки, -
во днях последних рыжих сентября.
А завтра соберусь, - уеду в город,
и окунусь в работы будний разговор.
Ну, не печалься, - не теребь мне ворот:
увидимся, - не писан приговор...